COM’È STATO... - КАК ЭТО БЫЛО...

Autore: sconosciuto, dal giornale «Trud» di Klincy

Data: aprile 2009

Traduzione: S.F.

Автор: неизвестный, из газеты «Труд» г. Клинцы

Дата: апрель 2009 года

Перевод и субтитры: С.Ф.

Июль 1986, Чернобыль. Владимир Буйный, Анатолий Рословец.
Luglio 1986, Cernobyl. Vladimir Bujnyj e Anatolij Roslovec.  

КАК ЭТО БЫЛО...

Делаю статью к очередной годовщине Чернобыльской катастрофы (случилась в 1986 году, если кто не помнит). Общался с одним из наших ликвидаторов (участников мероприятий по ликвидации последствий аварии на ЧАЭС), позитивный такой мужик, разговорчивый, да и вещи интересные рассказывал – он был в тридцатикилометровой зоне у ЧАЭС, в самый «горячий» месяц – июнь 86-го. Я во всяком случае, не знал, что люди тогда работали и на крыше реактора, лопатами убирая оттуда радиоактивную хрень.

Итак, один из клинцовских ликвидаторов – Владимир Дмитриевич Буйный. В далёком восемьдесят шестом году он был обычным резервистом, таким же как тысячи других советских мужчин. Единственное, что отличало его от других – необычная военная профессия: санинструктор санчасти батальона. Эту профессию он получил во время срочной службы в польском городе Щетна (там тогда располагался отдельный лётный батальон советских ВВС). «Генерал говорил, – вспоминает Владимир Дмитриевич, – с такой специальностью тебя первым на предотвращение любой катастрофы бросят. Так и оказалось…». Одну из первых партий резервистов, в которой оказался и Владимир Дмитриевич, вызвали на призывной пункт военкомата 30 апреля 1986 года, на четвёртый день после аварии. Официально было объявлено, что это – обыкновенные военные сборы, которые продлятся месяц, но фактически каждый из прибывших знал: предстоит ехать на ликвидацию последствий катастрофы в Чернобыле. В.Д. Буйный рассказывает: «Приехали в Чернобыль 7 мая. Наша база была расположена в 18 километрах от эпицентра поражения. Основной нашей задачей было максимальное обеззараживание участников ликвидации. Были развёрнуты УСО – установки санитарной обработки, чтобы обрабатывать людей, побывавших в заражённой зоне: они должны были смыть с себя радиоактивную пыль. Первый раз они мылись, покидая объект, второй – прибывая на базу. На один батальон уходило около 22 тонн воды, которую брали из скважин в сельской местности. Кроме того, была установлена шестикилометровая глухая дамба, чтобы заражённая вода не попадала в реку Припять. Моя задача как санинструктора была хлорировать воду, проверять солдатские и офицерские столовые, вообще я отвечал за все санитарные мероприятия».

Из средств защиты у ликвидаторов были костюмы со свинцовой напиткой, респираторы, противогазы. Впрочем, как оказалось, свинец сильно накапливал радиацию, к тому же работать при двадцатисемиградусной жаре в таком костюме, как и в респираторе, было просто невозможно. Скоро о костюмах позабыли. Радиационный фон, как считалось, был в пределах 23 – 25 рентген, но ежедневных замеров не проводилось. Хуже всего пришлось тем, кто работал на крыше реактора АЭС, убирая оттуда радиоактивный графит – там радиоактивный фон зашкаливал за 800 рентген. С вертолётов в трубу реактора забрасывали свинцовые болванки, но это не давало ожидаемого уменьшения радиоактивных выбросов. Незадолго до приезда отряда, в котором был В.Д. Буйный, в районе начали ликвидировать скот, подвергшийся заражению. На коже годовалых бычков, испытавших на себе жёсткое излучение, не оставалось ни волоска шерсти. Их просто забивали, а туши захоранивали в специальных могильниках. Могильники со свинцовой оболочкой были устроены и для автобусов, на которых производилась эвакуация населения: новенькие «Икарусы» накопили в себе столько радионуклидов, что сами стали опасным источником радиации. Технику из зоны поражения часто практически не вывозили – так много успевала она накопить в себе радиации, что никакая обработка уже не могла ничего исправить. Самые первые отряды ликвидаторов, те, что прибыли сразу после взрыва, оставили после себя всё: инвентарь, палатки, машины были захоронены в могильниках. И неудивительно: каждый предмет, побывавший в эпицентре, сам становился миниатюрным реактором, излучающим смерть.

Командировка в Чернобыль продлилась вместо обещанных тридцати дней целых четыре месяца. За это время через санитарную обработку, как вспоминает Владимир Дмитриевич, прошло 34 тысячи человек. В основном это были резервисты – мужчины 30-32 лет, тех из них, у кого было двое-трое детей, отправляли из зоны поражения назад. Участвовали в ликвидации последствий аварии и солдаты срочной службы. Ликвидаторов аварии хорошо кормили, показывали самые новые фильмы, через день приезжали из Киева артисты, но это, конечно, не могло компенсировать непоправимого урона здоровью, что наносил каждый час, проведённый в «зоне». «На груди у каждого из нас, – рассказывает В.Д. Буйный, – был накопитель – свинцовый медальончик, предназначенный для определения количества накопленных радионуклидов. По окончании их у нас собрали, но радиоактивный фон замерять не стали…». Сувениров из зоны заражения, естественно, не брали, в память о тех временах, как правило, остаются лишь несколько фотографий. Однако, и из этого правила были исключения: Владимир Дмитриевич привёз из Чернобыля четвероногий «сувенир» по кличке Дружок. Пёс, ещё щенком оставленный в зоне заражения эвакуировавшимися хозяевами, приглянулся ликвидаторам: его, вместе с сибирским котом, тоже брошенным, подкармливали, немного дрессировали, а, когда пришло время уезжать, забрали с собой. Владимир Дмитриевич привёз собаку в Клинцы, где Дружка ждала довольно долгая по собачьим меркам жизнь – он совсем немного недожил до 10 лет.


Закончилась затянувшаяся «командировка» в радиоактивный ад 9 сентября: в тот день отряд, в котором был и В.Д. Буйный, поездом выехал из Чернобыля. После Гомеля они были переправлены в Тамбов, где отмывали и ставили на консервацию ту технику, которую всё-таки вывезли из заражённой зоны. Там, в Тамбове В.Д. Буйный одним из первых – 11 октября 1986 года – получил удостоверение ликвидатора. Только 26 октября прибыл Владимир Дмитриевич в родные Клинцы. Конечно, пребывание в заражённой зоне не прошло даром для здоровья ликвидаторов. С 1997 года Владимир Дмитриевич – инвалид III группы, с 1999 – вторая бессрочная группа инвалидности. Перенесены уже три операции, теперь приходится очень тщательно следить за здоровьем, естественно не пить, не курить. Ещё в советские времена удалось полечиться на многих кавказских курортах, а вот в суровые девяностые страна начала забывать своих героев. Впрочем, в последнее время ликвидаторы поднаторели в защите собственных прав: отношения с теми, кто пытается их ущемить, решаются через суд, и закон чаще всего на стороне «чернобыльцев». Несмотря на то, что здоровье подводит, а многих друзей-ликвидаторов уже нет на этом свете, Владимир Дмитриевич не теряет жизненного оптимизма, активен и дружелюбен, помогает по мере сил сыну, внукам. «День прожил – и слава Богу», – с лукавой улыбкой говорит нынешний пенсионер, ликвидатор последствий катастрофы на ЧАЭС В.Д. Буйный, и в его устах эта фраза вовсе не звучит как фатализм, скорее – как способность радоваться каждому прожитому на белом свете мгновению.

Август 1986, Чернобыль. Владимир Буйный, Владимир Кадеев и Дружок.
Agosto 1986, Cernobyl. Vladimir Bujnyj, Vladimir Kadeev e Družok.

COM’È STATO...

Faccio un articolo per l’ennesimo anniversario della catastrofe di Cernobyl (avvenuta nel 1986, se qualcuno non lo ricordasse). Ho conversato con uno dei nostri liquidatori (coloro che hanno partecipato alle misure per la liquidazione delle conseguenze dell’incidente di Cernobyl), un tipo assai positivo, loquace, che mi ha raccontato delle cose interessanti. Lui venne a trovarsi nella zona dei 30 chilometri intorno alla centrale nucleare di Cernobyl nel mese più “rovente”, nel luglio del 1986. Io in ogni caso non lo sapevo che allora gli uomini avessero lavorato anche sul tetto del reattore, rimuovendo da lì con i badili tutta quella schifezza radioattiva.

E dunque, Vladimir Dmitrievič Bujnyj, uno dei liquidatori di Klincy. Nel lontano Ottantasei lui era un comune riservista, esattamente come migliaia di altri uomini sovietici. L’unica cosa che lo distingueva dagli altri era la sua inusuale specializzazione militare: istruttore sanitario di unità sanitaria di battaglione. Questa specializzazione l’aveva ottenuta durante il servizio di leva nella cittadina polacca di Šetna (allora vi era dislocato un battaglione speciale dell’aviazione delle Forze armate sovietiche). «Il generale mi diceva: – ricorda Vladimir Dmitrievič, – con questa specializzazione sarai il primo a essere gettato nella liquidazione di qualsiasi catastrofe. E così è successo…». Una delle prime squadre di riservisti, nella quale capitò anche Vladimir Dmitrievič, venne convocata al centro d’arruolamento del comando militare il 30 aprile 1986, quattro giorni dopo l’incidente. Ufficialmente era stato annunciato che si trattava di un comune raduno militare, che sarebbe durato un mese, di fatto invece ciascuno dei richiamati sapeva che bisognava andare a liquidare le conseguenze della catastrofe a Cernobyl. V.D. Bujnyj racconta: «Arrivammo a Cernobyl il 7 maggio. La nostra base era dislocata a 18 km dall’epicentro del disastro. Il nostro compito principale era quello di decontaminare quanto più possibile i partecipanti alla liquidazione. Vennero spacchettati degli USO – impianti di trattamento sanitario – per disinfettare coloro che tornavano dalla zona più contaminata: dovevano lavarsi via di dosso la polvere radioattiva. La prima volta si lavavano quando lasciavano il reattore, la seconda quando arrivavano alla base. Per un solo battaglione andavano via circa 22 tonnellate d’acqua, la quale veniva prelevata dai pozzi della località rurale. Inoltre, venne impiantata una diga cieca di sei chilometri per fare in modo che l’acqua contaminata non andasse a finire nel fiume Pripjat’. Il mio compito, in qualità di istruttore sanitario, era di clorurare l’acqua, controllare le mense dei soldati e degli ufficiali, in generale rispondevo di tutte le misure sanitarie».

Come mezzi di protezione i liquidatori avevano tute impregnate di piombo, respiratori, maschere antigas. Anche se, come poi si venne a sapere, il piombo accumulava fortemente le radiazioni, e comunque lavorare a ventisette gradi di caldo dentro quelle tute, con i respiratori, era semplicemente impossibile. Presto ci si dimenticò delle tute. Il fondo radioattivo, come ti dicevano allora, era nei limiti di 23-25 roentgen, anche se in realtà non venivano effettuate misurazioni quotidiane. Peggio che a tutti andò a quelli che lavoravano sul tetto del reattore della centrale nucleare per rimuovere la grafite radioattiva: là il fondo radioattivo faceva segnare oltre 800 roentgen. Dagli elicotteri venivano gettate nel tubo del reattore billette di piombo, ma questo non provocava la riduzione sperata delle emissioni radioattive. Poco prima dell’arrivo del reparto di cui faceva parte V.D. Bujnyj nella zona cominciarono a liquidare il bestiame colpito dalla contaminazione. Sulla pelle dei torelli di un anno che avevano subito una violenta irradiazione non rimaneva neanche un filamento di pelo. Li abbattevano, e gli animali macellati venivano poi interrati in speciali cimiteri. Dei cimiteri con un rivestimento di piombo vennero predisposti anche per i pullman con i quali era stata effettuata l’evacuazione della popolazione: quegli “Ikarus” nuovi avevano accumulato talmente tanti radionuclidi che essi stessi erano diventati una pericolosa fonte di radiazioni. I mezzi tecnici di trasporto di fatto non venivano portati spesso fuori dalla zona contaminata – riuscivano ad accumulare talmente tante radiazioni che qualunque trattamento non avrebbe più potuto rimediare a niente. I primi reparti di liquidatori, quelli che andarono lì subito dopo l’incidente, vi lasciarono tutto: attrezzature, tende, macchine vennero interrate nei cimiteri. E non c’è da stupirsi: ogni oggetto che era stato nell’epicentro diventava esso stesso un reattore in miniatura irradiante morte.

La missione a Cernobyl durò, invece dei trenta giorni promessi, ben quattro mesi. Nel corso di quel periodo attraverso la disinfezione sanitaria, come ricorda Vladimir Dmitrievič, passarono 34 mila persone. Si trattava soprattutto di riservisti, uomini sui 30-32 anni; chi di loro aveva due o tre bambini veniva riallontanato dalla zona contaminata. Alla liquidazione delle conseguenze dell’incidente partecipavano pure i soldati di leva. I liquidatori dell’incidente mangiavano bene, venivano loro proiettati i film appena usciti, un giorno sì e uno no veniva qualche artista da Kiev, ma tutto questo naturalmente non poteva minimamente compensare il danno irreparabile alla salute arrecato da ogni ora trascorsa nella “zona”. «Ciascuno di noi portava sul petto un accumulatore, – racconta V.D. Bujnyj, – un medaglione di piombo predisposto per determinare la quantità di radionuclidi accumulati. Al termine ce li ritirarono, ma il fondo radioattivo non si misero a misurarlo…». Di souvenir dalla zona radioattiva, si capisce, non ne presero; in ricordo di quei tempi di regola sono rimaste loro soltanto alcune fotografie. Tuttavia anche da questa regola ci sono state delle eccezioni: Vladimir Dmitrievič si portò a casa da Cernobyl un “souvenir” a quattro zampe di nome Družok. Il cane, ancora cucciolo abbandonato nella zona contaminata dai padroni evacuati, era piaciuto ai liquidatori: assieme a un gatto siberiano, anch’esso abbandonato, gli davano da mangiare, lo addestravano un po’ e, quando giunse il momento di partire, lo portarono con sé. Vladimir Dmitrievič portò il cane a Klincy, dove a Družok sarebbe aspettata una vita abbastanza lunga per gli standard canini – proprio per pochissimo non arrivò infatti ai 10 anni.

La “trasferta” nell’inferno radioattivo, protrattasi a lungo, si concluse il 9 settembre: quel giorno il reparto di cui faceva parte anche V.D. Bujnyj riparti da Cernobyl in treno. Dopo Gomel vennero reindirizzati a Tambov, dove lavarono e misero a posto le attrezzature che, alla fin fine, avevano portato fuori dalla zona radioattiva. Là, a Tambov, V.D. Bujnyj fu uno dei primi – l’11 ottobre del 1986 – a ricevere l’attestato di liquidatore. Soltanto il 26 ottobre Vladimir Dmitrievič giunse nella sua natia Klincy. Naturalmente la permanenza nella zona contaminata non passò senza conseguenze per la salute dei liquidatori. Dal 1997 Vladimir Dmitrievič è invalido del III° gruppo, dal 1999 gli è stato assegnato il II° gruppo d’invalidità a tempo indeterminato. Ha subito già tre operazioni, adesso gli tocca badare scrupolosamente alla propria salute, ovviamente niente bere, niente fumare. Ancora in epoca sovietica gli riuscì di andarsi a curare in molte stazioni di cura nel Caucaso, ma già nei difficili anni Novanta il paese cominciò a dimenticarsi dei propri eroi. Del resto, ultimamente i liquidatori hanno fatto il callo alla difesa dei propri diritti: i rapporti con coloro che cercano di limitarglieli si risolvono in tribunale, e nella maggior parte dei casi la legge sta dalla parte dei “cernobyliani”. Nonostante che la salute perda colpi, e che molti degli amici liquidatori non siano più a questo mondo, Vladimir Dmitrievič non perde l’ottimismo nella vita, aiuta quanto può il figlio, i nipoti. «Ho vissuto un altro giorno – e grazie a Dio», con un sorriso malizioso dice l’odierno pensionato, il liquidatore delle conseguenze della catastrofe di Cernobyl V.D. Bujnyj, e dalle sue labbra questa frase non suona come fatalismo, piuttosto come capacità di provare gioia per ogni istante vissuto in questo mondo.